А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Он знал, что это неправда. По крайней мере, для него лично. Он хотел вернуться в то, что было раньше. А этого сделать не удалось, не удается и не удастся никогда. Как утерянный рай, вспоминалась тесная двухкомнатная квартирка (трех, смеялись офицеры, есть еще и тещина комната - и тыкали пальцем в большой стенной шкаф), опрятная кухонька, вся выложенная кафелем, розовые занавески с оборочками: Маша любила такие... и сама Маша, маленькая, немножко нескладная, необыкновенно живая и веселая, несмотря на всяческие свои болезни, и дочки-близняшки (а непохожие - рыженькая и беленькая, худенькая и полненькая) Вика и Глашка, но Глашка - не Глафира, а Глория... сваляли дурака, конечно, нашли ребенку имечко, намучается... а может, и нет: Глория Александровна - звучит ведь... Этого не будет никогда. Он застонал почти вслух. Умом он понимал свое состояние: безумное напряжение внезапно спало - и, как у быстро вытащенного водолаза, начинается своеобразная кессонная болезнь... Вася, можешь не всплывать, корабль все равно тонет, - вспомнился анекдот. Адлерберга передернуло: он представил себя на месте этого Васи. Темная вода кругом, холод, черные волосы водорослей... Сейчас в шланг вместо воздуха хлынет вода... Так оно и есть, вдруг понял он. Никуда не деться... Глеб обещал помочь перевезти семьи. А Тиунов подтвердил, что они действительно были там, дома - и вернулись обратно, и это не так сложно, хотя и чудно. Но верить в это - не получалось почему-то. Люди с такими серыми глазами и такими желваками за скулами легко могут врать. Врать - и при этом смотреть в глаза своими серыми глазами, и - будешь верить... - Товарищ майор, разрешите обратиться! - Обращайтесь. Прапорщик с запоминающейся фамилией Черноморец замялся. - Такое дело, товарищ майор... Тут гражданочка одна - не хочет выселяться. Как бы сказать... - Быстро и коротко. Что значит не хочет? Кто ее спрашивает? далее